Часть 1.
К началу Великой Отечественной войны советское руководство под влиянием внешнеполитических обстоятельств вынуждено было отказаться от идеи полного уничтожения Русской Православной Церкви в стране. Перспектива надвигавшейся войны заставила правительственные органы по-иному оценить роль Церкви внутри страны и на международной арене. Однако ее положение оставалось трагичным, множество запретов затрудняло ее деятельность, сотни священников томились в тюрьмах и лагерях. К концу 1930-х гг. в Советском Союзе на свободе оставалось всего 4 правящих православных архиерея. В одной из крупнейших епархий страны, Ленинградской, к 1941 г. уцелел лишь 21 православный храм, были закрыты монастыри и духовные учебные заведения, отсутствовала церковная печать. К этим трудностям прибавились и суровые тяготы войны и блокадного города.
Ленинградскую епархию в тот период возглавлял известный церковный деятель митрополит Алексий (Симанский), впоследствии Патриарх Московский и всея Руси. В самом городе и северных пригородах, оказавшихся в кольце блокады, в его ведении находились Никольский кафедральный и Князь-Владимирский соборы, а также церкви: Никольская Большеохтинская, Волковская кладбищенская св. Иова, Димитриевская Коломяжская и Спасо-Парголовская.
К обновленческому течению принадлежали Спасо-Преображенский собор и церкви на Серафимовском кладбище и в поселке Лисий Нос, которыми управлял протопресвитер Алексий Абакумов. Кроме того, в городе оставался один действующий иосифлянский храм — Троицкий в Лесном, где служил иеромонах Павел (Лигор). Общее количество православных священнослужителей в Ленинграде не превышало 25 человек.
«Церковь зовет к защите Родины»
С первых дней войны Русская Православная Церковь посвятила себя защите Родины. Уже 22 июня 1941 г. Патриарший Местоблюститель митрополит Сергий (Страгородский) обратился с посланием к верующим. Оно зачитывалось в храмах Ленинграда, и люди уходили на фронт как на подвиг, имея благословение Церкви. Глава епархии митрополит Алексий 26 июля написал свое обращение к духовенству и верующим «Церковь зовет к защите Родины». Особенную известность получила его проповедь, произнесенная 10 августа. В ней говорилось прежде всего о патриотизме и религиозности русского человека. Авторитет и влияние Ленинградского митрополита в это время были настолько велики, что 12 октября 1941 г. Патриарший Местоблюститель в своем завещательном распоряжении именно его назначил своим преемником.
По предложению митрополита Алексия уже с 23 июня 1941 г. приходы Ленинграда начали сбор пожертвований на оборону города. Митрополит поддержал желание верующих пожертвовать на эти цели имевшиеся в храмах сбережения, порой очень значительные. Приходской совет Князь-Владимирского собора предложил на свои средства открыть лазарет для раненых и больных воинов и 8 августа передал на его обустройство 710 тыс. из 714 тыс. имевшихся у общины рублей.
Однако конкретная благотворительная деятельность осталась под запретом и после начала войны. Приходам разрешили перечислять деньги только в общие фонды: Красного Креста, обороны и другие. Это ограничение не погасило воодушевления верующих и духовенства. Храмы отказывались от всех расходов, кроме самых необходимых. Повсеместно солдатам собирали теплые вещи, прихожане жертвовали продовольствие для больных. В первые дни войны Никольский собор выделил 385 тыс. рублей, а к концу 1941 г. свои взносы сделали все православные приходы Ленинграда на общую сумму 2 млн. 144 тыс. рублей.
Купола защитного цвета
С конца июня 1941 г. храмы стали заметно заполняться народом. В этот период богослужения пришлось приспособить к военным условиям: утром они начинались в 8, вечером — в 16 часов. Многие молодые священнослужители ушли в армию, народное ополчение, на оборонное строительство. Оставшиеся изучали средства противопожарной и противовоздушной обороны на случай попадания в храм снарядов во время богослужения. Среди оборонных мероприятий важное значение имела маскировка соборов, которые могли бы стать ориентирами при воздушных налетах на город. В августе золотые купола начали закрывать чехлами или красить в защитный цвет.
8 сентября сомкнулось кольцо блокады. Начались артиллерийские обстрелы города. От снарядов и бомб пострадали Никольский, Князь-Владимирский соборы, здание бывшей Духовной академии, где тогда размещался госпиталь. Даже отдаленная Коломяжская церковь в ноябре подверглась бомбардировке. Тем не менее богослужения в действовавших храмах продолжали совершаться ежедневно. Первоначально по сигналу тревоги молящиеся уходили в бомбоубежища. Но вскоре люди привыкли к обстрелам и бомбежкам, и службы зачастую не прерывались.
Рано наступившая зима 1941 г. оказалась на редкость суровой. В городе почти прекратилась подача электроэнергии, остановился транспорт, многие здания не отапливались. В храмах температура упала до нуля, порой замерзало масло в лампадах, все больше людей умирало от голода. Протоиерей Николай Ломакин, давая свидетельские показания на Нюрнбергском процессе, рассказывал, что вокруг Никольской церкви на Большеохтинском кладбище можно было в течение целого дня видеть от 100 до 200 гробов, над которыми совершал отпевание священник. Всем ленинградским священнослужителям, в том числе митрополиту Алексию, приходилось постоянно заниматься этим скорбным делом.
В период блокады Ленинграда богослужение проводилось во всех действующих храмах, и лишь Серафимовская кладбищенская церковь в январе-апреле 1942 г. была закрыта. В нее стали складывать тела умерших.
Литургия под обстрелом
На протяжении всей блокады богослужения проходили в переполненных храмах. Конкретное число ленинградцев, посещавших богослужения, указать невозможно, однако сохранились многочисленные свидетельства очевидцев. Так, один из прихожан Князь-Владимирского собора позднее вспоминал: «Певчие пели в пальто с поднятыми воротниками, закутанные в платки, в валенки, а мужчины даже в скуфьях… Вопреки опасениям, посещаемость собора нисколько не упала, а возросла. Служба у нас шла без сокращений и поспешности, много было причастников и исповедников, целые горы записок о здравии и за упокой, нескончаемые общие молебны и панихиды».
Митрополит Алексий в своем докладе 8 сентября 1943 г. на Соборе епископов РПЦ также указывал: «И мы можем отмечать повсюду, а живущие в местах, близких к военным действиям, как, например, в Ленинграде в особенности, — как усилилась молитва, как умножились жертвы народа через храмы Божии, как возвысился этот подвиг молитвенный и жертвенный. Тени смерти носятся в воздухе в этом героическом городе-фронте, вести о жертвах войны приходят ежедневно. Самые жертвы этой войны часто, постоянно у нас перед глазами…»
Ленинград сражался не только силой оружия, но и молитвой Церкви, силой общего воодушевления. В чин Божественной литургии вводились специальные молитвы о даровании победы нашему воинству и избавлении томящихся во вражеской неволе. Служился тогда и особый молебен «в нашествие супостатов, певаемый в Отечественную войну 1812 года». Позднее, в 1943 г., на некоторых богослужениях в Никольском кафедральном соборе присутствовало командование Ленинградского фронта во главе с маршалом Леонидом Говоровым.
Смерть в храме
Митрополит Алексий прилагал все силы для того, чтобы богослужения продолжались. Не обращая внимания на артобстрелы, он, зачастую пешком, обходил ленинградские храмы, беседовал с духовенством и мирянами. В дни блокады он служил Божественную литургию один, без диакона, сам читал записки с поминаниями «за здравие» и «за упокой». Митрополит поселился непосредственно в соборе, несмотря на постоянные артобстрелы и бомбардировки.
Голодная блокада не щадила и духовенство. Только в Князь-Владимирском соборе в зиму 1941-1942 гг. умерли восемь членов клира. В Никольском соборе во время богослужения умер регент, не пережил голодную зиму келейник митрополита Алексия инок Евлогий.
Балерина Кировского театра И.В. Дубровицкая писала о своем отце, протоиерее Никольского собора Владимире Дубровицком: «Всю войну не было дня, чтобы отец не пошел в храм. Бывало, качается от голода, я плачу, умоляю его остаться дома, боюсь, упадет, замерзнет где-нибудь в сугробе, а он в ответ: «Не имею я права слабеть, доченька. Надо идти, дух в людях поднимать, утешать в горе, укрепить, ободрить». И шел в свой собор. За всю блокаду, обстрел ли, бомбежка ли, ни одной службы не пропустил».
Священники и их паства в блокадном городе жили одной судьбой. Вокруг храмов существовали объединения людей, которые помогали друг другу выжить, выстоять. Без какого-либо участия городских властей в подвале Спасо-Преображенского собора было оборудовано бомбоубежище на 500 человек для прихожан и жителей окрестных домов. Имелся кипяток, запас медикаментов, в случае необходимости в подвале можно было переночевать. Нуждающимся помогали деньгами, дровами, свечами, маслом для освещения и другими жизненно необходимыми вещами. С довоенных времен в соборе хранились строительные материалы, и прихожанам делали из железных листов печи для обогрева квартир, выделяли фанеру, картон, чтобы заменить ими выбитые взрывной волной оконные стекла.
Пасха в блокадном городе
Приближалась первая военная Пасха. В праздничном послании митрополита Алексия подчеркивалось, что в этот день, 5 апреля 1942 г., исполняется 700 лет со дня разгрома немецких рыцарей в ледовом побоище святым князем Александром Невским — небесным покровителем города на Неве. Пасхальное богослужение собрало много народа, однако меньше, чем в предыдущем году. Каждый третий житель города умер от голода и холода. В городе началась массовая эвакуация по «дороге жизни» через Ладожское озеро. Важно отметить, что практически все духовенство осталось на своих местах при приходах. Эвакуировались в основном заштатные священнослужители.
Именно к Пасхе гитлеровцы приурочили особенно яростный налет на Ленинград. Богослужение было перенесено на 6 часов утра, что позволило избежать больших жертв. Многие верующие вместо куличей освящали кусочки блокадного хлеба. При обстреле города в Пасхальную ночь серьезные повреждения были нанесены Князь-Владимирскому собору. Фашистские самолеты не только сбрасывали на него бомбы, но и обстреливали на бреющем полете из пулеметов. Общий ущерб, нанесенный собору с августа 1941 по 1 мая 1943 г., составил 5 млн. 514 тыс. руб.
В 1943 особенно часто обстреливался Никольский собор. Однажды в него попали сразу три снаряда, причем осколки врезались в стену покоев митрополита. Архиерей вошел в алтарь, показал причту осколок снаряда и, улыбаясь, сказал: «Видите, и близ меня пролетела смерть. Только, пожалуйста, не надо этот факт распространять. Вообще об обстрелах надо меньше говорить… Скоро все это кончится. Теперь недолго осталось».
Помощь фронту деньгами
Представители духовенства наравне со всеми жителями несли труды по обороне города, многие входили в группы местной противовоздушной обороны (МПВО). Например, в справке, выданной 17 октября 1943 г. архимандриту Владимиру (Кобецу) Василеостровским райжилуправлением говорилось, что он «состоит бойцом группы МПВО дома, активно участвует во всех мероприятиях обороны Ленинграда, несет дежурства, участвовал в тушении зажигательных бомб».
Активно включилось духовенство города в подписку на военные займы, сбор пожертвований в фонд обороны. К 1 июня 1944 г. сумма таких пожертвований достигла 390 тыс. руб. Митрополит Алексий внес 50 тыс. руб., а протодиакон Л.И. Егоровский, сдавший 49 тыс. руб., получил персональную телеграмму с благодарностью от Сталина.
К середине 1942 г. население Ленинграда резко сократилось, однако деятельность городских храмов не только не пришла в упадок, но даже возросла. Несмотря на то что доходы Князь-Владимирского собора в 1942 снизились до 501 тыс. 82 руб., уже в 1943 году доходы выросли до 922 тыс. 656 руб. Причем 701 тыс. 137 руб. пошло в фонд обороны.
Большой подъем вызвало обращение Патриаршего Местоблюстителя Сергия 30 декабря 1942 г. с призывом начать сбор средств на танковую колонну имени Димитрия Донского. Уже через 4 месяца была собрана необходимая сумма, превышавшая 8 млн. руб., из которых 1 млн. руб. перечислили верующие Ленинграда. Вносились также пожертвования на авиационную эскадрилью имени Александра Невского. Ко дню Красной армии в 1943 г. в госпитали города и войсковые лазареты поступило свыше 600 остро необходимых полотенец, перевязочный материал и другое имущество.
О средствах, собранных Ленинградской епархией для Красной армии, митрополит Алексий дважды телеграфировал Сталину. 17 мая 1943 г. ответная телеграмма Верховного Главнокомандующего была опубликована в газете «Правда»: «Прошу передать православному духовенству и верующим Ленинградской Епархии, собравшим кроме внесенных ранее 3 млн. 682 тыс. 143 рублей дополнительно 1 млн. 769 тыс. 200 рублей на строительство танковой колонны им. Димитрия Донского, мой искренний привет и благодарность Красной Армии. И.Сталин».
Потепление отношений с государством
Патриотическая деятельность подавляющей части духовенства и верующих Православной Церкви послужила одной из существенных причин начала значительных изменений ее взаимоотношений с государством. За два года войны, несмотря на отсутствие необходимого аппарата управления, печатного органа и юридического статуса, Церковь показала свою силу в борьбе против фашизма, сумела во многом расширить и упрочить свое влияние в стране.
В Ленинграде также произошли серьезные изменения. Даже в голодную зиму 1941-1942 гг. православные приходы регулярно снабжались вином и мукой, необходимыми для причастия. Однако отношения Церкви и государства в первый период войны диалогом еще не стали, нередки были рецидивы грубых, административных, насильственных акций по отношению к православным приходам.
В середине 1943 г. под воздействием целой группы факторов отношения между Православной Церковью и сталинским окружением окончательно нормализовались. Среди этих факторов было и обращение в ходе войны к русским национальным патриотическим традициям, и стремление нейтрализовать воздействие фашистской пропаганды, представлявшей Германию защитницей христианства в России.
Важнейшей вехой новой государственной религиозной политики стало совещание 4 сентября 1943 г. на даче у Сталина с участием Георгия Маленкова, Лаврентия Берии, представителей НКГБ. На нем были решены вопросы об открытии приходов, духовных учебных заведений, выпуске церковных изданий, о выборах Патриарха и др. Итоги обсуждения были подведены на ночном официальном приеме в Кремле Сталиным и Молотовым митрополитов Сергия (Страгородского), Алексия (Симанского) и Николая (Ярушевича). В сентябре 1943 года был создан специальный орган — Совет по делам Русской Православной Церкви при правительстве СССР, который возглавил полковник госбезопасности Георгий Карпов.
Глубокие изменения в жизни Русской Православной Церкви начались сразу же после встречи в Кремле. 8 сентября в Москве состоялся Собор епископов, на котором 19 иерархов единогласно избрали Патриархом Московским и всея Руси митрополита Сергия (Страгородского). Эти благоприятные изменения вскоре сказались и на судьбе ленинградского духовенства. Практически прекратились репрессии против священнослужителей Московской Патриархии и обновленцев.
С осени 1943 г. представителей ленинградского духовенства стали привлекать к участию в общегородской общественной работе. Так, протоиерей Николай Ломакин участвовал в деятельности городской и областной комиссий по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. 11 октября 1943 впервые за все годы советской власти 12 ленинградским священнослужителям была вручена правительственная награда — медаль «За оборону Ленинграда». Происходили и другие перемены. 14 декабря 1943 г. Ленинградскому митрополиту было разрешено иметь технический аппарат, и 15 апреля 1944 г. в здании Никольского собора открылась епархиальная канцелярия.
Торжественно и празднично отмечалось верующими полное освобождение города от вражеской блокады. Во всех храмах по благословению митрополита 27 января 1944 г. были совершены благодарственные молебны. 28 января митрополит Алексий вместе с членами комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков посетил освобожденные пригороды Ленинграда — Петергоф и Пушкин. Под впечатлением увиденной картины варварского разрушения дворцов и храмов он написал гневную статью для «Журнала Московской Патриархии».
Новый Патриарх
15 мая 1944 г. скончался Патриарх Сергий и согласно его завещанию в должность Патриаршего Местоблюстителя вступил митрополит Алексий. Вместо него в сентябре 1944 г. епархию возглавил архиепископ Псковский Григорий (Чуков), в 1945 официально назначенный митрополитом Ленинградским. С освобождением Ленинграда от блокады патриотическое движение верующих в епархии еще более усилилось. Только за три первых послеблокадных месяца было собрано 1 млн. 191 тыс. рублей. Ленинградцы горячо поддержали митрополита Алексия, 25 октября 1944 г. опубликовавшего послание об открытии всецерковного сбора в фонд помощи детям и семьям бойцов Красной армии.
2 февраля 1945 г. на Поместном Соборе митрополит Алексий был избран Патриархом. Вскоре после интронизации он приехал в Ленинград. Свое слово за богослужением в Никольском соборе 1 апреля 1945 г. Патриарх посвятил блокаде: «Вспоминаю я, как мы совершали богослужения под грохот разрывов, при звоне падающих стекол и не знали, что с нами будет через несколько минут… И хочется мне сказать: град возлюбленный! Много горького пришлось пережить тебе, но теперь ты, как Лазарь, восстаешь из гроба и залечиваешь свои раны, а скоро и предстанешь в прежней красоте… Я призываю благословение Божие на град сей, на братий сопастырей моих, о которых сохраняю самые теплые воспоминания. Они разделяли со мной все труды, испытывали много скорбей, еще больше, чем я, и теперь несут тяжелый подвиг… И будем молиться, чтобы Господь простер благословение свое над Русской Церковью и над дорогой Родиной нашей».
Таким образом, обращение к Церкви в блокадном Ленинграде носило массовый характер, более значительный, чем в большинстве других районов страны. Религиозный фактор сыграл очень важную роль в обороне города. Действовавшие весь период блокады храмы активно способствовали мобилизации материальных средств и духовных сил ленинградцев. Это не могли не учитывать городские власти, их церковная политика начала меняться еще до кардинального изменения общегосударственного курса. Церковь начала бурно возрождаться в годину тяжелых испытаний для русского народа. Она была вместе со своей паствой в нечеловеческих условиях блокадного Ленинграда, заслуженно укрепив свой авторитет и расширив влияние.
«НГ-религии», 4 февраля 2004 г.
по материалам — https://pravoslavie.ru/4874.html
Часть 2.
В подвальных помещениях ряда храмов (например, в Спасо-Преображенском соборе) были устроены бомбоубежища. Под Казанским собором в период блокады находился детский сад и одно время — отдел штаба Ленинградского фронта. Многие храмы использовались для хранения культурных ценностей. Так, Сампсониевский собор был занят филиалом Эрмитажа, Крестовоздвиженскую церковь занимало фильмохранилище, Старо-Афонское подворье и Новодевичий монастырь — архивы, Владимирскую церковь — филиал Публичной библиотекии т. д.
Особенно много музейных коллекций было размещено в Исаакиевском соборе в надежде на то, что германские войска, считая его гигантское здание ориентиром, не будут специально пытаться уничтожить храм. Этот расчет оказался правильным, за весь период блокады в собор не было прямого попадания бомб или снарядов, и бесценные коллекции уцелели.[1] Целый ряд церковных зданий выполнял функции, связанные с патриотическим воспитанием жителей города и бойцов Ленинградского фронта. При этом особенно значительную роль играл собор Казанской иконы Божией Матери на Невском проспекте. Уже в 1938 г., к 125-летию со дня кончины погребенного в соборе фельдмаршала М. И. Кутузова, могила великого полководца была вновь украшена привезенными из Исторического музея в Москве трофейными французскими знаменами и ключами от взятых в ходе заграничного похода русской армии 1813 г. городов и крепостей.В первые месяцы после начала войны — в июле-августе антицерковная экспозиция занимавшего храм Музея истории религии была закрыта, и к осени 1941 г. в здании устроили выставку «Героическое прошлое русского народа». Живописные полотна, рассказывавшие о военной истории России, и плакаты, призывавшие к борьбе с захватчиками, были размещены сначала напротив собора, а в октябре — на его колоннаде. С 1942 г. в Казанском соборе была развернута выставка «Отечественная война 1812 г.», которую активно посещали делегации с фронта. На площади перед последним у памятников полководцам Отечественной войны 1812 г. Кутузову и Барклаю де Толли давали клятву уходившие на защиту Ленинграда воины и ополченцы. Для этой цели памятники в виде исключения не были закрыты мешками с песком. Одновременно воины посещали расположенную в соборе могилу фельдмаршала М. И. Кутузова и возлагали на нее цветы. В архивах имеются фотографии, запечатлевшие эту церемонию. [2]
Подобное патриотическое использование Казанского собора продолжалось до полного снятия блокады города в январе 1944 г., хотя храм серьезно пострадал от немецких обстрелов и бомбардировок. В собор попали несколько снарядов, от взрывной волны стекла в его окнах вылетели, и их пришлось заколачивать фанерой, через пробоины в крыше внутрь проникала вода, пострадали лепка и настенная живопись. Тем ни менее, выставка «Отечественная война 1812 г.» продолжала свою работу. Большую роль в патриотическом воспитании играла и Александро-Невская Лавра. С началом Великой Отечественной войны комплекс зданий Лавры сразу стал использоваться для военных целей. Первоначально в конце лета — осенью 1941 г. на территории монастыря был устроен укрепленный район с 9 опорными боевыми точками. В случае прорыва германских войск в эту часть города укрепрайон должен был защищать отряд тов. Стодолина, передний край обороны которого проходил бы по линии Обводного канала.[3] По воспоминаниям одной из бывших блокадниц, огневая точка была устроена даже в помещении ее квартиры в угловом здании Лавры, выходившем на набережную Невы. В Федоровском корпусе вблизи Троицкого собора разместилось бомбоубежище, а большая часть самого собора оказалась занята под воинский склад, причем одно время в нем хранили и боеприпасы.
В конце 1941 г. в части лаврских зданий разместился приемно-распределительный госпиталь № 1. Сюда в обязательном порядке поступали все больные и раненые военнослужащие, прежде чем попасть в какое-либо другое лечебное учреждение. В приемно-распределительном госпитале врачи оказывали первую медицинскую помощь, осуществляли диагностику и сортировку раненых и больных и направляли их затем в соответствующие лечебные учреждения. В функции врачей и медсестер также входило выявление «самострелов» и симулянтов, имелся в госпитале и штат политработников, которые изучали письма бойцов родным.[4] Присутствие на территории Лавры большого количества военнослужащих стало одной из причин устройства в храмах монастыря мест патриотического воспитания защитников города.Обращение в ходе войны к русским патриотическим, в том числе православным церковным традициям играло чрезвычайно важную роль в обороне Ленинграда. Достаточно упомянуть тот факт, что с городом на Неве была тесно связана жизнь, деятельность или история захоронений знаменитых русских полководцев — А. Суворова, М. Кутузова, Ф. Ушакова, святого князя Александра Невского, в честь которых учредили ордена в советских вооруженных силах (так орден Александра Невского был учрежден 29 июля 1942 г. по личному указанию Сталина). В Благовещенской церкви Лавры находилась могила генералиссимуса А. В. Суворова, и в 1942 г. было произведено ее художественное оформление. По эскизам художников Н. М. Суетина и А. В. Васильева в ноябре были выполнены два живописных панно, знамена и транспаранты. Сюда, к могиле непобедимого полководца приходили воины, отправлявшиеся на защиту родного города.Также осенью 1942 г. художницами А. А. Лепорской и А. А. Ранчевской было произведено декоративное оформление притвора в Троицком соборе, где до 1922 г. находилась рака с мощами св. кн. Александра Невского. В воспоминаниях одного из блокадников говорилось: «Весной 43-го по городу расклеили афиши, извещающие о том, что открыт доступ к местам захоронения великих русских полководцев — Александра Невского, Суворова, Кутузова, Петра I. Я., конечно, сразу помчался в Александро-Невскую Лавру. Вхожу в Троицкий собор и гляжу: на карнизе, рядом со статуями, растут молоденькие березки! В соборе я, прежде всего, устремился к месту, где стояли мощи Александра Невского. Там был поставлен грубо побеленный фанерный ящик с надписью, утверждающей, что на этом месте были поставлены Петром I мощи Александра Невского. Зашел я в Благовещенскую церковь, на могилу А. В. Суворова: на ней, кроме плиты с автоэпитафией, поставлено склоненное красное знамя; такое же было на месте мощей Александра Невского». Имя князя стало особенно популярно после выхода на экраны художественного фильма «Александр Невский» и воспринималось в качестве символа борьбы с германской агрессией на русские земли. Поэтому в 1944 г. в Троицком соборе была устроена выставка, посвященная святому князю Александру Невскому, которую посетило большое количество военнослужащих Ленинградского фронта и жителей города.[5]
В период блокады были возобновлены захоронения на Коммунистической площадке во дворе Лавры, прекращенные в конце 1930-х гг. Это место считалось особенно почетным для погребения, там хоронили руководителей и активных участников обороны города. Так, например, в 1942 г. на Коммунистической площадке был погребен член военного совета 42-ой армии генерал-майорВ. О. Галстян, в 1943 г. — вице-адмирал В. П. Дрозд и погибший на боевом посту начальник «Дороги жизни» по льду Ладожского озера капитан 1-го ранга М. А. Нефедов, в 1944 г. — начальник управления восстановительных работ Ленфронта и строительства Ленинградского метрополитенаИ. Г. Зубков и т. д.
На германских картах комплекс монастырских зданий был обозначен в качестве военного объекта и подвергался усиленным артиллерийским обстрелам и бомбардировкам. Желая спасти свои «экспонаты» сотрудники музея-некрополя на Тихвинском кладбище спрятали некоторые скульптуры надгробных памятников в тайнике под полом Благовещенской церкви. Однако некрополь все же пострадал от вражеских бомбардировок. Так в 1942 г. прямым попаданием бомбы был уничтожен памятник актрисе В. Н. Асенковой (новое надгробие установили в 1955 г.). Осколки снарядов повредили во многих местах кровлю принадлежавшей музею Лазаревской кладбищенской церкви, которую начали ремонтировать уже в 1944 г. Сильно пострадал от обстрелов Митрополичий корпус и здания Лавры, выходившие фасадами на Неву.[6]
Значительный ущерб был нанесен и Свято-Троицкому собору. В здании оказался поврежден угол главного фасада (карниз и стена), пробита крыша правого нефа, свод, стропила и оконные переплеты. Осколками снаряда были также повреждены скульптурная фигура работы Шубина и золоченая сень над бывшем местом раки св. Александра Невского. В акте 1944 г. отмечалось, что «общее состояние собора явно неблагополучно. Перекрытия разрушаются протечками в крыше, фасадная штукатурка во многих местах отстала, обнажив кирпичную кладку, архитектурные детали и лепка разрушаются. Состояние иконостаса из белого мрамора, ротонды престола и балюстрады амвона — удовлетворительное. В настоящее время в соборе устроена выставка, посвященная Александру Невскому».[7]
В отношении председателю Совета по делам Русской православной церкви при Совнаркоме СССР Г. Карпову из Государственной инспекции по охране памятников Ленинграда от 21 июня 1944 г. говорилось, что комплекс зданий Лавры представляет «исключительную ценность, как памятник русского зодчества XVIII века», и «в последние годы Благовещенская церковь превращена в Мавзолей А. В. Суворова, а в части Троицкого собора устроен Мавзолей Александра Невского». Между тем «техническое состояние всех зданий Лавры в настоящее время крайне неудовлетворительное, почти катастрофическое. Отсутствие ремонтов, неблагоприятные условия эксплуатации и, наконец, разрушения от бомбардировок и артобстрелов в дни блокады, создали угрозу гибели некоторых из зданий и их художественно-архитектурного убранства». В связи с этим инспекция писала о необходимости срочных ремонтно-восстановительных работ и быстрейшего решения вопроса о передаче лаврских зданий ответственному пользователю. На весь комплекс претендовали Музей истории Ленинграда, Центральный исторический архив НКВД и Церковь, в частности митрополит Крутицкий Николай (Ярушевич) при посещении Лавры в апреле 1944 г. высказал предположение о возможности передачи ее верующим и восстановлении в обители резиденции Ленинградского митрополита.[8]
Таким образом, в период блокады стал возможен доступ военнослужащих и горожан к некоторым святыням закрытых в первой половине 1930-х гг. храмов Лавры. Это вызвало ходатайства верующих об открытии их и, в конце концов, вскоре после окончания войны Духовский корпус монастыря был возвращен Русской Православной Церкви, и митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий (Чуков) устроил в нем церковь. Хотел Владыка Григорий открыть и Казанский собор, сделав его кафедральным храмом епархии, но, к сожалению, в тот период эти планы осуществить не удалось.
Тем ни менее, православные храмы северной столицы помогли ее защитникам отстоять свой город, внеся заметный вклад в патриотическое воспитание горожан и бойцов Ленинградского фронта.
Свой вклад в оборону города несли и чтимые святыни северной столицы. Десятки тысяч верующих черпали у них душевные силы для продолжения жизни и борьбы в тяжелейших условиях блокады. Правда, здесь следует отделять реальные события от благочестивых легенд и преданий, не подтверждаемых фактами. В частности, существует широко распространенная легенда, объясняющая сам факт того, что фашистские войска были остановлены под Ленинградом, вмешательством небесных сил. Она неоднократно описывалась в литературе: «Промыслом Божиим для изъявления воли Господней и определения судьбы русского народа был избран Илия… — митрополит Гор Ливанских (Антиохийский Патриархат). После Александра III (Патриарха) Илия… горячо, всем сердцем молился о спасении страны Российской перед иконой Казанской Божией Матери. Три дня без сна, еды и пития. Через трое суток бдения ему явилась Сама Матерь Божия и объявила ему волю Божию: «Успеха в войне не будет, доколе не отворят все закрытые по стране храмы, монастыри, духовные академии и семинарии; не выпустят из тюрем и не возвратят с фронтов священство для богослужения в храмах. Сейчас готовится к сдаче Ленинград. Город Святого Петра не сдавать. Доколе мое изображение находится в нем — ни один враг не пройдет. Пусть вынесут чудотворную икону Казанскую и обнесут ее крестным ходом вокруг города…».» Нужно объяснить, что подобное видение митрополиту Илие (Караму — так правильно звучит его фамилия), по его словам, действительно было. Когда в год начала Великой Отечественной войны Патриарх Антиохийский обратился к христианам всего мира с просьбой о молитвенной и материальной помощи России, горячо любивший русский народ митрополит Илия ушел в затвор и молился в пещерной церкви перед чудотворной иконой Божией Матери о спасении России. По церковному преданию и со слов самого Владыки, на четвертые сутки затвора во время молитвы ему явилась в огненном столпе Божия Матерь и возвестила о том, что он избран, как истинный молитвенник и друг России для того, чтобы передать определение Божие для страны и народа русского. Особо Пресвятой Владычицей был упомянут один из самых чтимых в России ее образов — Казанская икона. Митрополит через Красный Крест связался с представителями Русской Православной Церкви и советского правительства и передал им «Господне определение». Далее же в историю вплетаются полностью легендарные события: «В Ленинграде вынесли из Владимирского собора Казанскую икону Божией Матери и пошли крестным ходом. И произошло удивительное. Гитлер изменил свои планы… Благоприятный момент для врага был упущен. Враг был отброшен. Подтвердилось пророчество святителя Митрофана: город Святого Петра избран Самой Богородицей и пока в нем находится Казанская Ее икона и есть молящиеся, враг не сможет войти в город. После Ленинграда Казанская икона Божией Матери начала свое шествие по России».[9]
Молитвы перед чудотворными иконами в Ленинграде были, как и крестные ходы, в ограде храмов. Но распространенная версия о шествии с Казанским образом Божией Матери вокруг города или облете его с иконой на самолете митрополитом Ленинградским Алексием (Симанским), вдоль окропленной святой водой линии, где вскоре остановят фашистов, документально не подтверждается. В 1947 г. митрополит Илия по приглашению Московской Патриархии и советских властей приезжал в СССР. 14 ноября Владыка прибыл в Москву и принявший его Патриарх Алексий I наградил дорогого гостя белым клобуком русских митрополитов, подарил ему список с Казанской иконы Божией Матери, драгоценные крест и панагию. В своем заявлении корреспонденту ТАСС митр. Илия (Карам) так необычно охарактеризовал цель своего приезда: «Поездка в Советский Союз доставила мне истинное удовольствие. Целью моего визита было возложение священной короны на Казанскую икону Божией Матери, находящуюся в Ленинграде. Я выполнил эту миссию и совершил несколько богослужений в прекрасных храмах города-героя».[10]
Владыка прибыл в Ленинград 25 ноября, в поездке в северную столицу от правительства его сопровождал А. Н. Косыгин, а от Московской Патриархии — митрополит Ленинградский и Новгородский Григорий (Чуков). Митрополит посетил Князь-Владимирский собор, увидел находившуюся всю войну в храме чудотворную икону и возложил на нее позолоченный венец. Затем Владыка Илия произнес проповедь. Он рассказал, как явилась Божия Матерь, и что она поведала ему, а затем продолжил: «Я молился за ваш прекрасный город и так благодарен Господу, что он удостоил меня побывать здесь, молиться вместе с вами. Я увидел, что Матерь Божия не оставила чад Своих… Простите, дорогие мои, что не могу благословить и обнять каждого из вас! Посылаю благословение Господне на всех вас и всегда, пока я жив, буду молиться о вас!» Говорил Владыка через переводчика, но по воспоминаниям свидетелей многие, слушавшие митрополита в переполненном соборе, плакали. Владыку особенно умилило общенародное пение акафиста Казанской иконе Божией Матери. Тропарь «Заступнице усердная…» пели все стоявшие в храме, на площадке перед ним и прилегающих улицах.[11] В Петербурге и сейчас еще живут участники этого исторического события.
Шесть дней находился митрополит Илия в городе святого Петра, успев посетить несколько храмов, Духовную Академию и семинарию, ряд музеев и выставок, в том числе знаменитый Блокадный музей (уничтоженный в 1949 г.), где оставил запись в книге почетных гостей (ее запись сохранилась в Центральном государственном архиве Санкт-Петербурга). В дальнейшем Владыка еще трижды — в 1948, 1954 и 1960 гг. приезжал в Советский Союз и всегда встречал очень теплый прием.
Существует и церковное предание о помощи небесных сил при обороне г. Колпино. С XVIII века жителями этого города особенно почитался чудотворный образ святителя Николая Чудотворца, хранившийся в местном Свято-Троицком соборе. В 1937 г. собор был закрыт, в начале августа 1941 г. спецгруппа НКВД даже взорвала верхнюю часть его колокольни (тогда же подобные группы взорвали колокольни Князь-Владимирской церкви в Усть-Ижоре и Екатерининской в Царской Славянке). По мнению военного командования, они могли служить ориентиром для немецкой артиллерии. По одной из версий образ свт. Николая Чудотворца перед самым закрытием собора был спрятан в надежном месте несколькими благочестивыми прихожанками. Во время войны многие старушки говорили, что «пока Никола в городе, фашист в Колпино не войдет». Сообщая об этом, современный историк-краевед М. Ю. Мещанинов в своей книге отмечает: «Святитель Николай не оставил своей милостью наш город. Несмотря на свою мощь и силу германская армия, практически молниеносно дошедшая до Колпино, была остановлена, и, несмотря на отчаянные попытки, не смогла прорвать оборону. Воистину Угодник Божий любит сие место».[12] Уже после окончания войны, жительницы Колпино передали образ Святителя Николая в открывшуюся в 1946 г. в Невском районе Ленинграда Свято-Троицкую церковь «Кулич и Пасха».
В целом же религиозный фактор сыграл существенную роль в обороне города. Действовавшие во время блокады православные храмы способствовали мобилизации материальных средств и духовных сил ленинградцев. Проявления патриотической деятельности Русской Церкви были очень многообразны: морально-нравственное влияние (через послания, обращения, проповеди); сбор денежных средств, драгоценностей, медикаментов, одежды, продуктов в фонд обороны; служба церковнослужителей в рядах действующей армии и участие в партизанском движении; помощь раненым бойцам шефством над госпиталями и созданием санитарных пунктов; участие в сооружении оборонительных укреплений, организации противовоздушной обороны и т. д. Личным примером духовенство призывало народ к мобилизации всех сил в помощь обороне и укреплению тыла. Это не могли не учитывать ленинградские власти, их церковная политика претерпела изменения еще до произошедшей осенью 1943 г. кардинальной перемены общегосударственного курса.
[1] См.: Шкаровский М. В. Церковь зовет к защите Родины. СПб., 2005. С. 108−109.
[2] Казанский собор. СПб., 2001. С. 209−210.
[3] Центральный государственный архив Санкт-Петербурга (ЦГА СПб), ф. 4, оп. 6, д. 18, л. 2, 8.
[4] Ломагин Н. А. Неизвестная блокада. В 2 кн. СПб.; М., 2002. Кн. 1. С. 213.
[5] Исторические кладбища Петербурга. Справочник-путеводитель. СПб., 1993. С. 174; Иеродиакон Викентий (Кузьмин). Свято-Троицкий собор Александро-Невской Лавры. Л., 1985. Рукопись. С. 59.
[6] ЦГА СПб, ф. 8557, оп. 9, д. 11, л. 10; Исторические кладбища Петербурга. С. 187, 214.
[7] Добрынин М. Историческая справка по Троицкому собору Александро-Невской Лавры. Л., 1959. Рукопись. С. 83.
[8] ЦГА СПб, ф. 9324, оп. 1, д. 12, л. 18−18об.
[9] Великую победу предопределила победа духовная // Вятский епархиальный вестник. 1992. № 5. С. 4; Заступница усердная… // Московский журнал. 1993. № 10. С. 24−28; Россия накануне Второго Пришествия. Троице-Сергиева Лавра, 1993. С. 239−241.
[10] Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ), ф. 6991, оп. 1, д. 66, л. 152−153.
[11] Гнутова С. Наперсная панагия Илии Карама, митрополита Гор Ливанских // Журнал Московской Патриархии. 2000. № 5. С. 66−67.
[12] Мещанинов М. Ю. Храмы и часовни города Колпино. СПб., 1998. С. 189, 200, 235.